Врангель в Крыму понимал, что тыл белых ненадежен, и стремился укрепить его, установив с благословения империалистических хозяев режим контрреволюционной военной диктатуры, выражавшей интересы помещиков, крупных капиталистов и иностранного финансового капитала.
Став во главе белогвардейщины, Врангель в первые же дни декларировал программу «здоровых либеральных реформ», а 9 апреля 1920 года объявил состав своего правительства. «Премьер-министром» стал бывший царский министр Кривошеин, который в свое время считался большим специалистом по земельному вопросу. Пост «министра иностранных дел» занял Петр Струве, проделавший путь от легального марксиста до ярого монархиста. Министерство финансов возглавил буржуазный профессор Вернадский. Эти прислужники империализма должны были придать больший вес и авторитет до тех пор мало известному прибалтийскому «черному барону» Врангелю, мечтавшему стать «царем возрожденной России».
Врангелевское правительство в Крыму стало заигрывать с трудящимися городов и с крестьянами. Одним из первых мероприятий в этом направлении был приказ Врангеля о выдаче продовольствия рабочим Севастополя из интендантских складов. С этим мероприятием, как и со многими другими, кроме конфуза, ничего не получилось.
Приказ о предполагаемом снабжении рабочих продовольствием шумно рекламировался в белогвардейских газетах. Продажные писаки в Крыму пели дифирамбы Врангелю, изображая его «благодетелем» рабочих. Но продовольствие рабочим не выдавалось. В связи с этим профсоюзы послали делегацию к Врангелю. Врангель, «узнав» от делегации, что севастопольским рабочим не выдают продовольствия, издал «грозный» приказ, который сводился к увольнению двух-трех мелких чиновников. Но продовольствие из интендантских складов рабочие так и не получили.
В мае было опубликовано распоряжение об увеличении окладов чиновникам. Чиновники седьмого разряда, получавшие до этого 1400 рублей, стали получать по 18 тысяч рублей. Увеличивая жалование чиновникам в Крыму, Врангель рассчитывал превратить их в своих послушных и верных слуг.
Особенно большой шум был поднят вокруг земельного вопроса. Земельная политика Врангеля в Крыму была не чем иным, как вариантом старой столыпинской аграрной политики. Интервенты и белогвардейцы хотели усилить экономическое и политическое влияние кулачества и этим самым укрепить свою социальную базу в деревне.
7 июня 1920 года был опубликован «закон о земле», в котором под прикрытием громких фраз об удовлетворении крестьян землей закреплялись права помещиков и кулаков на землю. Закон предусматривал выкуп у помещиков земли за счет государства, затем эта земля должна была передаваться за определенную плату в собственность крестьянам.
Цена одной десятины (1,0925 га) земли устанавливалась в размере пятикратной стоимости среднего годового урожая, полученного с десятины. Например, если средний урожай с десятины составлял в год 50 пудов ржи или пшеницы, то цена десятины определялась в 250 пудов зерна натурой или деньгами по рыночной его стоимости. Предоставлялась рассрочка платежа на 25 лет: крестьянин, купивший одну десятину земли, должен был в течение 25 лет ежегодно вносить пятую часть среднего урожая (10 пудов) натурой или деньгами.
Помимо высокой платы помещикам за землю в Крыму, врангелевские «законодатели» позаботились о том, чтобы не затронуть основную массу помещиков: имения площадью в 400—600 десятин не подлежали выкупу.
В Крыму Врангелевский земельный закон остался на бумаге. Трудящиеся крестьяне весьма холодно отнеслись к нему. Они не хотели вступать в сделки с помещиками, ожидая скорого прихода Красной Армии и установления Советской власти. Крестьяне знали, что при Советской власти они будут наделены землей безвозмездно,
Демагогические посулы и «реформы» «черного барона» не смогли завоевать ему симпатии широких слоев населения.
Длительное хозяйничанье иностранных интервентов и их приспешников—белогвардейцев тяжело отразилось на хозяйственном положении Крыма. Временные правители, сменявшие друг друга, меньше всего думали о восстановлении экономики края. Вся их хозяйственная деятельность сводилась к выкачиванию средств из населения, к разграблению богатств Крыма, к личной наживе.
Немецкие оккупанты в течение восьми месяцев вывозили хлеб и другие сельскохозяйственные продукты из Крыма. Они вывезли целиком оборудование многих заводов и фабрик и материалы Севастопольского военного порта. Пришедшие им на смену англо-французские интервенты наложили свою лапу на военный и торговый флот, на военные склады и продовольственные запасы.
При Врангеле грабеж в Крыму стал еще более широким и систематическим. Создавались разного рода «экспортные акционерные общества», в которых господствующее положение принадлежало английскому и французскому капиталу. Через эти акционерные общества на заграничных рынках распродавались корабли и имущество русского морского флота, имущество военных и торговых портов, сельскохозяйственная продукция и вообще все, что имело ценность. Министры врангелевского правительства в Крыму Кривошеин, Вернадский и другие сами являлись членами многих акционерных обществ и компаний по расхищению государственного и общественного имущества.
В Крыму находились торговые представители многих буржуазных стран. Действуя подкупом и другими средствами, эти дельцы устанавливали связи с местными белогвардейскими властями и участвовали в ограблении Крыма.
Кроме хлеба, за короткое время было вывезено за границу свыше 120 000 пудов табака, большое количество шерсти, около 1 миллиона пудов соли и т. д. По таможенным данным, за первое полугодие 1920 года через Евпаторийский порт было отправлено только во Францию 20 тысяч пудов ячменя, 50 тысяч пудов соли, около 3 тысяч пудов шерсти.
За отсутствием сырья многие предприятия закрывались, выработка промышленной продукции с каждым месяцем падала. Например, выработка продукции на табачных фабриках в 1920 году сократилась с 7 тысяч пудов до 15000 пудов, а в кожевенной промышленности объем продукции сократился до 2 тысяч кож в месяц. Металлообрабатывающие предприятия почти полностью были переключены на выработку казачьих пик, походных кухонь, на ремонт броневиков. Общее количество рабочих в промышленности сокращалось.
В катастрофическом положении находился транспорт. Железнодорожные поезда из-за отсутствия топлива ходили нерегулярно. Нередки были случаи, когда пассажиры устраивали складчину и покупали у спекулянтов топливо для паровозов.
В результате прогрессирующей хозяйственной разрухи и усиленной отправки продовольствия из Крыма за границу условия существования трудящихся в городах и беднейшей части сельского населения становились невыносимыми. Особенно большие затруднения были с хлебом.
В конце мая Керченская городская управа в докладной записке врангелевским властям сообщала, что жители не получают даже полуфунтового (200 граммов) хлебного пайка, так как «с 20 мая городская продовольственная управа прекратила выдачу населению хлеба за полным исчерпанием запасов». Далее в докладной отмечалось, что в результате систематического недоедания «заметно развиваются эпидемические заболевания, как тиф, цинга и прочие».
Летом в Крыму началась эпидемия холеры. Врангелевские власти на борьбу с эпидемией никаких средств не отпускали. Все расходы были взвалены на плечи трудящихся. Феодосийская городская дума ввела с этой целью специальный налог: рабочие и служащие должны были внести определенный процент заработной платы в особый фонд по борьбе с холерой и другими эпидемическими заболеваниями.
Цены на продовольственные продукты поднимались с неимоверной быстротой. О росте дороговизны дает представление следующая таблица:

Прожиточный минимум небольшой семьи, по вычислениям профсоюзов, равнялся: в апреле—61 072 рубля, в мае—149 927, в октябре—534 725 рублей. Между тем средняя заработная плата квалифицированного рабочего-металлиста составляла в октябре 262 000 рублей. Таким образом, даже квалифицированные рабочие зарабатывали в месяц менее половины прожиточного минимума.
Особенно тяжело отражалось на положении трудящихся беспрерывное обесценивание бумажных денег. Выпуск в обращение бумажных денег Врангелем в Крыму достиг астрономических цифр. С февраля по октябрь 1920 года их было выпущено на 157 480 860 000 рублей. Кроме того, было дано распоряжение с 15 октября по 15 ноября изготовить бумажных знаков еще на сумму 115 000 000 000 рублей. Помимо «колокольчиков» (так назывались выпущенные при Врангеле и Деникине бумажные деньги), в обращении находилась масса других бумажных знаков. Трудящиеся почти ничего не могли купить на рынке, так как крестьяне не продавали свои продукты за совершенно обесцененные бумажные деньги.
Сельское население сильно страдало от мародерства белогвардейских войск, уничтожавших все, как саранча, в местах своего пребывания. О размерах причиненного населению ущерба можно судить по докладной записке Перекопской уездной земской управы на имя Врангеля. «Квартировавшими в Армянске в марте, апреле и мае месяце с. г. частями корпуса, — писала управа, — за отсутствием в городе дров и строительного материала для отопления, варки пищи и постройки позиционных укреплений, стали разбираться сначала заборы, нежилые строения, а затем дома, лавки, магазины как выехавших из города хозяев, так и оставшихся в городе, и, таким образом, постройки в Армянске представляют ныне, за небольшим исключением, груду развалин».
На фоне обнищания трудящихся масс особенно резко выступал разгул разлагающихся остатков паразитических классов. Белогвардейская верхушка, казнокрады, торговцы, спекулянты проводили дни и ночи в кутежах и пьяных оргиях. Все это не могло не усиливать глубокую ненависть народных масс к белогвардейскому режиму.
О кутежах Врангеля в Крыму и его приближенных можно судить по сохранившимся ведомостям на вина, отпускавшиеся белогвардейской верхушке из государственных южнобережных имений. Только с июня по сентябрь было отпущено вина лично для Врангеля на общую сумму свыше 3 миллионов рублей по твердым ценам и для генерала Лукомского более чем на 350 000 рублей.
Врангелю приходилось устанавливать свой «авторитет» в Крыму насилием и террором. Белогвардейская власть держалась на штыках. Расстрелы, виселицы, грабежи, дикие избиения и полное бесправие рабочих и крестьян, — вот как рисуются дни врангелевщины в Крыму по архивным документам и по рассказам современников.
После разгрома деникинской армии в Крым вместе с остатками войск прибыли десятки контрразведок, сухопутных и морских, с целой армией агентов и шпионов. Каждый корпус имел свою контрразведку. Особенными зверствами отличалась «куте-повская контрразведка», вызывавшая ужас у мирного населения. Попасть в кутеповскую контрразведку означало подвергнуться изощренным пыткам и неминуемо погибнуть. Кутеповская разведка практиковала применение публичной казни (присужденных к смертной казни вешали на уличных столбах). Неоднократные просьбы Симферопольской городской думы, обращенные к генералу Кутепову, о прекращении или сокращении числа публичных казней оставлялись без ответа15.
«Отцы города» выражали свое недовольство публичными казнями потому, что вид посиневших трупов повешенных на столбах и деревьях вызывал у них неприятное ощущение. Они не возражали против казней вообще, они только хотели, чтобы казни проводились не на глазах, чтобы трупы казненных не портили внешний вид города.
В апреле Врангель в Крыму издал приказ о создании специальных «военно-судебных комиссий» во всех уездах и гарнизонах. На рассмотрение этих комиссии передавались дела как военных, так и гражданских лиц, обвиняемых в действиях против белогвардейских властей.
Массовые аресты, обыски и облавы стали повседневным бытовым явлением. Тюрьмы были переполнены. По данным тюремной администрации, на 1 августа 1920 года в тюрьмах находилось заподозренных в большевизме: в Севастополе — 90 человек и в Симферополе — 160, а на 1 октября в Севастополе— 190 человек, в Симферополе — 373 человека.
В хронике местных газет часто публиковались сообщения о смертных казнях осужденных по обвинению в большевизме. Газета «Юг», выходившая в Севастополе, сообщала о расстреле матросов А. Беганова, И. Горовец, В. Маспанова и М. Пасько, обвинявшихся в принадлежности к коммунистической партии и в подготовке восстания. В конце апреля в Симферополе военно-полевым судом были приговорены к смертной казни подпольщики И. Ананьев, Л. Александров, Тишлер, М. Цепенюк, Г. Старосельский, Ф. Шполянская, 3. Волович, А. Азорский, Е. Жигалина, Горелик и другие.
В июне в Симферополе были казнены 13 подпольщиков — Ш. Разумова, X. Беляев, Ц. Беляев, М. Лозинский, Крылов-Соболевский, Тимофеев, Никитов и другие. Они обвинялись в том, что, «состоя членами Российской коммунистической партии, вошли в крымские подпольные организации и подготовляли вооруженное восстание».
В Керчи были казнены члены городского комитета большевистской организации Громозда, Корнилов, Шмидт и другие. В Ялте попал в руки контрразведки и казнен актив комсомольской подпольной организации: Ольга Череватенко, Иван Киселев, Яков Бронштейн, Федор Трофимов и другие.
Белогвардейские палачи предавали военно-полевому суду даже подростков. Так, в Симферополе судили тринадцатилетнего А. Хайкевича по обвинению в «принадлежности к партии коммунистов и участии в Союзе коммунистической молодежи». Мальчик был спасен от виселицы только благодаря активному вмешательству в его судьбу педагогов-экспертов К. А. Тренева и Л. В. Жирицкого.